Ровно полтора века назад под Читой стучали топорами мигранты из европейской России – строили себе паромы для будущего сплава на Дальний Восток. Людей этих было не так уж много: 15 семей – из Воронежской губернии, 104 – из Вятской, 57 – из Тамбовской, да 40 – из Прикамья. И именно последним 18 августа 1860 года предстояло заложить на левобережье Амура село Пермское, позже ставшее Комсомольском-на-Амуре.

***
В основном, они памятны по фамилиям: Силины, Рудневы, Кузнецовы, Бересневы, Барабановы, Козинцыны, Бормотовы, Чернышевы, Гладких, Алатарцевы, Горшковы, – но есть и более подробные сведения. Вот, например, данные о двух первопоселенцах из Оханского уезда: Феодосий Тимофеевич Силин, 1812 года рождения, податный крестьянин деревни Симоновой Чистопереволочной волости, и Яков Никонович Горшков, родившийся в 1822-м в деревне Горшки Бабницкой волости. Оба, кстати, могут считаться основателями дважды, ведь спустя четыре года после высадки на Амуре тронулись дальше и 1864-м осели на берегу Японского моря – в бухте Святой Ольги, что в трёхстах километрах от Владивостока.
Там они создали самое восточное поселение с названием Пермское, которое в своих странствиях в начале XX века посещал на пару с Дерсу Узалой и знаменитый путешественник Владимир Арсеньев. В своем романе «По Усурийскому краю» он вспоминал: «Село это можно было назвать образцовым во всех отношениях. На добровольные пожертвования они построили у себя в деревне школу. У ребятишек было много книг по природоведению и географии России… Кабака в селе Пермском не было. При нас один новосел позволил себе выругаться площадной бранью. Надо было видеть, какую проборку задали ему старожилы».
Во время походов Арсеньева тихоокеанские «пермцы», как он их окрестил, и правда, жили не худо, а вот в начальные-то годы им пришлось несладко: посевы внезапно смывались субтропическими ливнями, пригнанный скот пожрали местные тигры. Но выходцы из Прикамья освоились и здесь: в конце концов, справляться с гигантскими кошками они научились еще на Амуре, а лучшие места под пашню определили методом проб и ошибок.

***
Вернемся, впрочем, к собственно исходу будущих «пермцев» вперед заре навстречу. Их путь и процесс врастания прикамских переселенцев в новую приамурскую родину описал в романе «Амур-батюшка» Николай Задорнов. К слову, в 1952-м отец нынешнего популярного сатирика получил за это произведение Сталинскую премию – и получил заслуженно. Единственно, что основанное пермяками село обозвал Уральским, но тут, очевидно, постаралась цензура, поскольку Пермь с 1940-го по 1957-й именовалась Молотовым.
Кроме того, из цензурных же, видимо, соображений Задорнов подал события как случившиеся после отмены крепостного права, высочайше объявленного в феврале 1861-го, то есть тогда, когда реальные прототипы литературных героев совершали уже свою первую зимовку. Меж тем, были они крестьянами не помещичьими, а лично свободными, в статусе государственных, как и остальные 74 процента сельского населения Пермской губернии в то время. Кстати, в 1857-1860 годах Прикамье пережило подряд четыре неурожайных лета, цены на хлеб и фураж выросли, и это стало дополнительным стимулом к переезду. Основными же были весьма неплохие льготы, предлагавшиеся властями.
Во-первых, переселенцы освобождались от подушной подати и воинской повинности – рекрутского набора. Во-вторых, им выделяли по 60 рублей подъемных на каждого члена семьи из шести человек. В-третьих, списывались прежние недоимки. В-четвертых, площадь занимаемой земли не ограничивалась: мол, берите, сколько сможете обработать. В-пятых, предполагались серьезные налоговые поблажки, что позже выразилось в отсрочке по уплате поземельного налога сроком на 20 лет. Наконец, людей манило то, что на необжитом Дальнем Востоке практически не было пока разного рода начальства: грезилась настоящая вольница.

***
Осенью 1858-го добровольные и указанные обществом по жребию кандидаты на переезд стали готовиться к странствиям. Вот как это описывает Николай Задорнов:
«Кузнецовы сняли урожай, намололи муки на дорогу, набрали семян из дожиночных колосьев с тем, чтобы посеять их на заветном амурском клине, справили лошаденкам сбрую, продали избу, скот и хозяйство, расплатились с долгами… В Перми из уральских переселенцев, съехавшихся туда из разных деревень, была составлена партия. Назначили партионного старосту, и вскоре крестьяне двинулись Сибирским трактом за Урал…
…Под Читой, на Хитром острове раскинулось огромное плотбище. С верховьев Читинки и Ингоды каторжные читинской колонии сплавляли лес, а переселенцы, объединившись по две-три семьи, строили себе паромы. Егор сговорился ладить плот с камским земляком Федором Барабановым, с которым шел всю долгую дорогу. Мельком знал он Федора на старых местах. Барабановы жили в одной из соседних деревень на Каме. Плоты, или паромы, строили по-сибирски, укладывая широкие плахи на длинные «арты» – долбленые толстые кедровые стволы. Переселенцам присылали на помощь солдат и каторжников, чтобы долбить «арты» и плотить…
…Переселенцы двинулись вниз со вторым сплавом. Первый ушел еще в мае следом за льдами… На вторую неделю пути выплыли на Амур… По реке шло движение, как на большой дороге. Сплавлялись вниз купеческие баркасы, баржи с солдатами, с казенными грузами и со скотом; на плотах плыли казаки из Забайкалья и везли целиком свои старые бревенчатые избы; попадались китайские парусные сампунки, полные товаров… Под Хабаровкой река заворачивала на север. Из-за островов пала Уссури, и Амур стал широк и величествен …»

***
Так они и расположились позже ниже Хабаровска по течению: села Воронежское, Вятское, Сарапульское, Троицкое, Малмыжское, Пермское, Верхнее и Нижнее Тамбовские – где кто высаживался. Пермяки (общим числом 228 человек), кстати, оказались единственными, «десантировавшимися» не на правом, как другие, – на левом берегу. И еще: место это – между гольдскими (нанайскими) стойбищами Мылки и Дзёмги – предложил для основания русского «станка» не кто-нибудь, а выдающийся российский ботаник и исследователь Дальнего Востока Карл Максимович. Впоследствии это выразилось в решении специальной комиссии, утвержденном генерал-губернатором Восточной Сибири Николаем Муравьевым-Амурским: «Здесь скаты нагорного берега пологи, грунт земли – чернозем, ближайшие места поросли дровяным лесом, более легким в вырубке, строевой лес, хотя в 6 верстах, но зато на противоположном берегу реки, текущей одним узким руслом, множество строевого леса, берег здесь приглубый, суда могут к нему пришвартовываться».
Правда, приступив к освоению новых своих угодий, прикамские переселенцы столкнулись со многими трудностями. В первую зиму свирепствовала цинга, хотя, казалось бы, клюквы, брусники, прочих витаминных ягод, включая доселе неведомый виноград, успели заготовить достаточно. А с весны пошли другие проблемы: слой чернозема оказался тонковатым, зато климат – таким, что сорняки росли с небывалой силой. Вдобавок, происходили наводнения, так что от хлебопашества постепенно пришлось отказаться. Зато выручали огороды с овощами и картофелем, хорошо родила гречиха: так, спустя пятнадцать лет, в 1875-м ее общий урожай в селе составил 136,5 пудов – почти 2,2 тонны. И, конечно, огромным подспорьем были река, полная рыбы, и лес с обилием птицы, мясного и пушного зверя. В первой – разные осетровые, осенью – нерестящаяся кета. Во втором – соболь, лиса, рысь, нередко, амба – тигр.

***
Хотя главными статьями дохода для выходцев из Прикамья стали круглогодичное обеспечение почтового сообщения и заготовка дров, ведь уже в 1860-м по Амуру ходили восемь пароходов, а в начале XX века – свыше трехсот. Дрова были семейным, так сказать, бизнесом: их пилили и стар, и млад всю зиму подряд, а в навигацию перегружали деревянное топливо на баржи. И жили весьма ничего себе: достаточно сказать, что каждый вкушал пищу из отдельной тарелки, тогда как в деревнях Центральной России и Урала ели из общих чугунков. В домах имелась приличная мебель, даже трюмо, кухонные шкафы, впрочем, как и нынче на Дальнем Востоке, чаще – made in Japan.
Еще более шикарное будущее намечалось для села после поражения империи в русско-японской войне 1904-1905 годов. Для обеспечения безопасности границ царским правительством было принято решение провести в фарватере Амура дноуглубительные работы вплоть до Пермского и заложить в нем три казенных производства: судоремонтное, золотоплавильное и артиллерийское. Но жизнь рассудила по-своему, передвинув эти планы далеко в советское время.
Лишь после Первой мировой, обеих революций, Гражданской войны и интервенции, уже в январе 1932-го Совет Труда и Обороны СССР вернулся к тем отложенным проектам, затем Совнарком постановил проложить от станции Урша до станции Пермское Байкало-Амурскую железнодорожную магистраль, а в районе последнего создать судо- и авиастроительный заводы. И 10 мая 1932 года к пристани села Пермского подошли выполнявший роль ледокола пароход «Коминтерн», тащивший на буксире баржу «Клара Цеткин», и пароход «Колумб», доставившие первые девять сотен первых строителей будущего Комсомольска-на-Амуре. Но это уже – совсем другая история.
Юрий ТОКРАНОВ,

журнал «Шпиль», Пермь, май-2010.
На снимках – переселенцы и их соседи гольды-нанайцы

Демографическая справка
На 1888 год в селе Пермском-на-Амуре насчитывалось 26 крестьянских хозяйств и 160 жителей, в 1910-м, соответственно, 29 и 234, а ко времени прибытия строителей Комсомольска-на-Амуре – более 300 обитателей на 49 дворов. Но уже в декабре 1932-го население нового города состояло из 8620 человек, в том числе из 1050 детей до 3-х лет и 1200 – от 3-х до 16.

Из докладной записки унтер-офицера Андрея Качева от 18 февраля 1870 года:
«Приискав себе постоянное место жительства в Пермском селении на реке Амуре, я желаю поселиться в оном, и потому почтеннейшее честь имею просить Ваше Высокоблагородие ходатайства Вашего…
Докладываю о сем Вашему Высокоблагородию, что я уже здесь свой, купил дом и дюже желаю заниматься хозяйством, а на свою родину я не желаю потому, что я там не имею родных никого совершенно.
Присовокупляю к сему, что я имею законную жену и четверых детей, из них одного сына и троих девиц».

permdomjur@gmail.com

←Установите у себя виджет портала "Районка" одним кликом