Николай Спицын,
член союза журналистов РФ с 1966 года.
Проект "Воспоминания "детей войны".
Когда папа уходил на войну, мне не было и шести лет. Шёл жаркий июль 1941 года. На прощание он поднял меня на руки и сказал: «Вот что, сынок. Ты остаёшься единственным мужчиной в семье (кроме меня было ещё четверо сестёр, старшей – всего десять лет). Подрастёшь, во всём помогай маме».
Отец погиб в ноябре 1941 года в битве за Москву.
Но его наказ я запомнил на всю жизнь. И помогал.
Мама брала меня с собой на сенокос. Делать ничего не заставляла. Сиди, играй, если хочешь, собирай на сухом болоте клюкву, только не уходи далеко. Но мне больше нравилось наблюдать, как мама косит, как по росистому лугу хрустит под косой травушка-муравушка. А мама нет-нет, да и взглянет на меня с какой-то загадочной улыбкой. Мол, вижу, как тебе хочется покосить, но тебе ещё рано, ты ещё мал. Вот подрастёшь, тогда…
Взрослеть долго не пришлось Когда мне исполнилось девять лет, я нашёл на чердаке маленькую косу, насадил её по всем правилам на черенок и пошёл вслед за мамой на косьбу. И только через сотню метров мама оглянулась и, увидев меня, в изумлении остановилась.
- Ты куда это навострился, да ещё и с косой? – строго спросила она.
- Буду тебе помогать. Я уже взрослый.
- Взрослый… А ну, возвращайся! Ещё поранишься.
- Не пойду. Я уже пробовал и не поранился, - упрямо твердил я своё.
Взяв в руки мою косу, мама повертела ею, легонечко ударила по земле, чтобы удостовериться, какая она на прочность, спросила:
- Кто тебе её насаживал?
- Сам. Ну как, крепкая? – спросил я и внимательно посмотрел на маму. Лицо её выражало несколько чувств: удивление, растерянность и радость.
А после того, как мы сгребли сено и поставили большущий, красивый, как на картинке, стог, уставшие и довольные возвращались с граблями и вилами на плечах домой, мама остановилась, улыбнулась и тихо сказала:
- Ну, сынок, теперь я вижу: растёшь помощником.
И, поправив на голове платок, сбившийся на затылок, добавила:
- Вот мне и легче стало.
Никогда я ещё не видел маму такой счастливой.
Для деревенских жителей проблема номер один – заготовка на зиму дров. Счастье родиться в деревне, которую окружает лес. Но дрова-то сами не придут в лабаз, их надо загодя заготовить, доставить, просушить. Это дело я взял на себя. Каждое летнее утро, когда солнце поднималось выше леса, пока не жарко, вместе с другом мы, вооружившись топорами и верёвками, отправлялись в ближайший лес. Много ли унесёшь на плечах? Пришлось соорудить себе и другу коляски, да такие, что на них можно увезти не одну, а три вязанки. Бывало, что и в обморок падал от голода.
Я любил свой дом, свой лабаз, вечерние за лесом закатные дали. И очень радовался, когда раз за разом росли поленницы дров.
Моя старшая сестра трудилась на торфоразработках. Однажды она мне, двенадцатилетнему, предложила:
- А хочешь заработать на пальто?
- Хочу, - не дав сестре договорить, согласился я.
Мама, узнав об этой договорённости, ни в какую:
- Не отпущу, мал ещё. Опериться надо для заработков.
Уговорить её было трудно, но вмешалась сестра:
- Работа не трудная – переворачивать для сушки торфяные кирпичи. Если что, бросит. Словом, уговорили маму.
Если честно, работа была не из лёгких. Болела спина, ныли руки. Благо, меня перевели, как мне показалось, на романтическую работу – греть воду в паровозном котле. Знай бросай по кирпичику в топку. Зато как здорово потом нажимать рычажок паровозного гудка и возвещать рабочему люду, что вода согрелась и можно идти мыться.
И вот, отработав неделю, я возвращался домой на выходной день. Шёл по невспаханному полю. Высоко в небе распевали жаворонки. От медового запаха клевера кружилась голова. Вижу, из другой деревни наперерез мне идёт моя учительница биологии. Я остановился. Подойдя ближе, она спросила:
- Откуда ты идёшь?
Пришлось рассказать.
- Так ты работаешь? – оглядев меня с головы до ног, явно расстроенная, она обняла меня. Прижала к груди и беззвучно заплакала.
- Не надо, Наталья Ивановна, - сказал я, совсем растерявшись.
Она ещё раз посмотрела на меня с заметной жалостью, как смотрят на беспомощных детишек. В глазах её было что-то, что высказать она мне не могла. Я её понял. Но разжалобить, унизить себя я ей не дал. Наоборот, почувствовал себя важным и вполне самостоятельным работником.
Такое было военное и послевоенное время. Когда вспоминаешь о нём, начинает больно жечь душу. Поэтому ограничусь тем, что радовало, - всё же выполнил я наказ отца.
На фото: Николай Спицын.