Игорь Сидельников,

член Союза журналистов РФ с 1972 года.

До войны моя семья жила в Соликамске. Отец работал начальником понизительной электроподстанции г. Соликамска. В семье, кроме меня, были две сестры – Луиза и Наташа.
С началом войны из магазинов исчезли продукты. И довольно-таки скоро мама стала менять одежду на картофель и другие овощи.
29 мая 1942 года отец устроил меня, пацана 12 лет, в электролабораторию, где я начал красить корпуса вольтметра и другие приборы. Проверял масло в трансформаторах. В конце июня начальник дал задание – снять вольтметр в цехе, где семь электромашин превращают ток из переменного в постоянный. Не сказал, что взять с собой. Я взял отвёртку и изолированные плоскогубцы. Прихожу к дежурной по цеху. Она повела меня по узкому проходу. Всё вокруг под напряжением, всё гудит. Дежурная показала мне прибор и ушла.
Минут пять я стоял между гудящими приборами. Вольтметр был прикручен двумя гайками. Плоскогубцами открутил одну гайку. Только повернул вторую гайку, прибор заискрил. В начале коридора показалась здоровенная фигура начальника. Он с многоэтажным матом выдворил меня из помещения. Вскоре прибор принесли в лабораторию. Что-то я сделал не так. А как надо было, мне не сказали.
Я продолжал работать. В один из дней начальник дал мне противогаз и сказал: «Будешь ходить в электролизный цех. Там выплавляют магний. Нужно будет измерять ток на анодах и катодах у каждой ванны». «А как же это делать?» «Спросишь у мастера».
Я снял шнурок с ботинка и как можно туже перевязал лишнюю часть резины противогаза. В электролизном цехе был полумрак. За десять метров человека не видно. На улице -35, а здесь жара необыкновенная. Мастер удивился, что подростка послали на такое опасное дело. Он показал, как делать замеры электроснабжения ванн и ушёл. Загазованность от ванн была огромная. Дышать трудно. Хочется пить. Рабочие трудились на ваннах по четыре часа. Мне предложили работать полтора.
После замеров я сделал записи в журнале, выпил залпом стакан воды из графина. А вскоре у меня открылось внутренне кровотечение.
В больнице меня положили на носилки шестым у дверей. Умирать не хотелось. Но ничего не ел. Сахар и сухарики спрятал под подушку. Спал сутки. Медсестра подставляла мне зеркальце ко рту – жив ли? В обед дали синее молоко и макаронинки. Съел и прибранные сухарики и сахарок. Пролежал здесь до октября. А в августе и отец получил тяжёлую травму, и теперь лежал дома.
После больницы я не вернулся в электролабораторию, а работать в тарный цех завода.
В цехе работали по двенадцать часов в две смены. Я резал материал для дна и крышки тары под термитные заряды. Железный лист гнул в круг и делал шов. У меня шов получался узкий, тонкий. И уже через месяц самостоятельной работы контролёр мне сказала: «Игорь, у тебя шов получается высокого качества. Сдавай работу без приёмки контролёра». За работу на изготовлении тары меня наградили отрезом на рубашку.
В феврале 1943 года отец, так и не поправившись, умер. Все заботы по обеспечению больной матери и двух сестёр легли на меня. Покупать хлеб становилось всё труднее, а других продуктов просто не было. Приносил в дом два килограмма хлеба. Мама оставляла мне кусок на работу. Иногда ели суп из лебеды, крапивы.
Затем мой дядя увез нас в Сивинский район. Поселили в маленьком домике, рядом с забором картонажной фабрики «Коммунар». Я работал на фабрике слесарем, затем на просушке картона. Выходили оттуда в одежде, насквозь мокрой.
Как-то раз мастер хлопнул меня по плечу и сказал: «Молодец, пацан!». Эта похвала для меня была - будто орден дали…
Однажды в грозу молния ударила в громоотвод фабричной трубы. Он оказался ненадёжным и разряд пришёлся на динамо-машины и все приборы. Всё вышло из строя. Три дня и три ночи, не выходя из машинного зала, восстанавливали технику.
А летом 44-го нас послали на сельхозработы. Трудились в лаптях. Укладывали сено в стога. Я получил три килограмма гороха и благодарность.
Зимой 1945 года военкомат вызвал меня на воинские сборы. Там неделю работали на лесоповале. Затем меня отправили на станцию забирать немецкое оборудование – для нужд фабрики. Мне дали тулуп, и я ехал в открытом кузове «ЗиСа». Ездили на санях за лесом для фабрики.
С 22 июня 1941 до 9 мая 1945 года я пять раз я находился на грани жизни и смерти. Но я выжил, дожил до 87 лет. Плакал, пока писал эти воспоминания...