Лидия Мишланова, член союза журналистов РФ с 1961 года, заслуженный работник культуры РФ, краевед, писатель.

До пяти лет я была абсолютно счастлива и беззаботна. И не сразу поняла, что произошло, почему всё вдруг переменилось.
Летним воскресным утром после завтрака на меня надели беленькое платье, беленькую панамку и вывели за калитку к парадному крыльцу. Обычно безлюдная наша улица, солнечная и зелёная, неожиданно стала заполняться народом. По двое, по трое, не спеша, шли празднично одетые люди. Многие останавливались возле нас, здоровались с мамой, улыбаясь, спрашивали, как меня зовут. Тут же интересовались друг у друга: «Вы не знаете, по какому поводу собрание?» И шли дальше, к городскому садику.
Вскоре и мама туда ушла, оставив меня с няней.
Спустя какое-то время улица снова наполнилась народом, идущим обратно. Но почему-то теперь не было радости на лицах, ни улыбок, ни громких приветствий. Расходились, торопясь, и никто не остановился, не заговорил со мной, как раньше.
А во мне всё ещё жило ощущение праздника.
- Мам! – бросилась я к маме. – А праздник?
- Какой праздник?! Война! Идите с няней домой, мне на работу надо.
С этого утра, 22 июня 1941 года, мы стали жить в тревоге и надежде. Я очень любила папу и очень ждала его домой. Но он, военный хирург, вместо отпуска сразу же попал на передовую. Чтобы мой папа вернулся, надо было победить врага.
Мы жили вдали от фронта, от больших городов и железнодорожных станций. Здесь не падали бомбы и не гремели выстрелы. Здесь даже не было ни одного завода и ни одного госпиталя. А в детский дом, куда привезли слабеньких малышей из Ленинграда, нас, местных детей, не пускали: наверно, боялись, что занесём инфекцию.
И всё моё «геройство» в Великую Отечественную войну состояло в том, что я первая «перед лицом» собранных мамой с нашей улицы ребятишек подставляли спину для укола – так показательно, во избежание рёва и писка, мама, медицинская сестра, начинала массовые прививки против дифтерии.
В первом классе молодой военрук Виктор Иванович (он без ноги вернулся с фронта и прыгал на костылях) учил нас бросать невзаправдашние
гранаты и надевать противогаз. Я чуть не задохнулась: противогаз был старый, видно, непригодный, а, может быть, я такая неумеха и трусиха. Надо было ещё научиться ходить на лыжах. И тогда мама повела меня в мастерскую за базаром, там делали широкие, охотничьи, лыжи для фронта. Знакомый старичок взял бракованную лыжу, расщепил её пополам, получились две узенькие лыжки, он обрезал их, потёр шкуркой… Так я и каталась на этих уродцах, пока не выросла.
Наш район поставлял хлеб фронту. Об этом писала газета «Красная жатва» и каждый раз помещала сводку полевых работ или сдачу зерна государству. Школьники тоже помогали фронту, как большие, подписывались на облигации Государственного займа, сдавали тёплые вещи для бойцов, собирали золу для удобрения полей, а старшие учились водить трактора и работали на уборке урожая.
Мимо нас по шоссейной дороге грузовые машины-полуторки увозили мешки с зерном на станцию. Мы понимали: хлеб нужен защитникам. Нам для них ничего не было жалко, хотя самой главной нашей собственной бедой был голод.
Весной 1945 года мы особенно ждали Победу! Со дня на день, со дня на день вот-вот объявят, вот-вот…
А случилось всё как-то буднично.
Я шла из школы – и вдруг мальчишка с другой стороны улицы закричал: «Победа!!! Сказали! Победа!!!» Но почему-то никто не выскочил из домов – улица осталась пустынной. Я потом поняла: уставшие за войну, еле ноги волочившие старушки, вроде моей няни, тихо радовались и плакали каждая в своём углу. А все другие были на работе.
Вечером пришла мама и стала собираться в РДК (районный дом культуры) на торжественное собрание.
- Мама! – просилась я. – Возьми меня с собой!
- Нет уж, кончится поздно, да и опасно…
- Почему опасно? Что там будет?
- А вдруг фейерверк устроят!
- Что, что?
- Ну, не знаю, вдруг бочки с порохом будут взрывать.
Это уж совсем было невероятно. Я, конечно, тут же побежала на улицу и рассказала девчонкам про фейерверк. И мы стайкой пошли в РДК. Но это было далеко: через овраг, разделявший наш городок на две части, в сумерках идти побоялись, а другая дорога вела вдоль длинного-предлинного забора – им окружён был будущий парк. И вот мы шли, шли… В общем, не дошли, повернули обратно. Стало совсем темно, мы поняли, что время позднее и никакого фейерверка не будет, а от мам попадёт.
В первое послевоенное лето я вела дневник. Там есть строчки: «Мы сорвали первый огурец» и «Начинают приезжать бойцы с фронта». Там есть даже сообщение о солнечном затмении 9 августа. Но почему-то ни слова не написала я о концерте, который мы, несколько девчонок, посвятили Великой Победе.
Его придумала моя мама, когда кончились занятия в школе. Только ей некогда было заниматься с нами, и мы всё делали сами. Сочинили программу: танцы, сценки, декламации. Люда сказала, что она станцует гопак, у неё есть венок с разноцветными лентами. Римма с Ниной повторят матросский танец, они уже выступали с ним у своей мамы в детсаду на утреннике. А на мою долю досталось участие в танце трёх поросят. Было много споров, из чего делать маски. Но, оказалось, не из чего, только из газет и тесёмочек. Рисовали, вырезали, клеили, примеривали. Репетировали под собственную «музыку», то есть под «ля-ля».
И вот наступил день концерта. Посредине нашего заросшего травой двора на стульях, табуретках и прямо на земле расположились зрители. Неожиданно для нас пришли не только дети, но и пожилые соседки, ближние и дальние. И так мы вдруг распереживались! Римма начала не с той ноги. Я забыла, куда во время танца поворачиваться, меня Люда за платье дёрнула.
И в довершение всего в самый разгар танца у меня разорвалась маска! Я думала, это провал окончательный. Но зрители так не думали.
Они веселились от души, мальчишки от хохота по траве катались. И наградили нас такими дружными аплодисментами, что мы, кланяясь, и впрямь почувствовали себя артистами. Настоящих артистов мы видели только в кино, ведь телевидения тогда не было.
Да, наше детство вместило в себя жизнь от начала Великой Отечественной войны до её окончания, до Победы. И этим оно уже необыкновенно. Но лично моё детство было военным, но обыкновенным, как у всех вокруг. Так я и назвала книжку.