Фаина Вячеславовна ЗВЕРЕВА.

Мой отчим, Зотей Никитич Сабуров, был арестован в августе 1937 года в посёлке Бородулино, где в то время жил с женой и сыном. Обвинён во вредительстве и антисоветской агитации, хотя ни следствия, ни суда не было, а обвинительного заключения он так и не увидел.

В ЗАКЛЮЧЕНИИ ПРОБЫЛ 10 ЛЕТ, ВЕРНУЛСЯ НА РОДИНУ, В СЕЛО СЕПЫЧ. Вначале работал лесорубом, потом – счетоводом или бухгалтером, так как имел соответствующее образование, затем, до своей кончины, – в Сепычёвском сельпо продавцом.
Когда он умер, мне было 12 лет, и запомнила я, конечно, не многое. Поделюсь тем, что я узнала из воспоминаний Зотея Никитича о своей жизни, из документов Пермского государственного краевого архива и своими детскими впечатлениями об этом замечательном человеке.
Зотей Никитич родился в селе Сепыч в 1904 году, в трудолюбивой крестьянской семье Сабуровых. К 1914 году его отец, Никита Семёнович, имел лавку с бакалейными товарами и съестными припасами с годовым доходом 8000 рублей. В семье детей с раннего детства приучали к крестьянскому труду. Отчим говорил, что в 10 лет ему пришлось пахать землю, вместе со взрослыми заготовлять дрова и корм для домашних животных, делать другую тяжёлую работу.
Их дом при Советской власти был конфискован, долгие годы в нём находился маслозавод. Отец, Никита Семёнович, поскитавшись, приехал в Сепыч, километрах в двух от села (хутор Гусевское) построил дом, обзавёлся хозяйством. Но в начале сороковых хутора подлежали уничтожению, и ему пришлось перебраться в дом родственников, Пепеляевых. В этот дом в 1947 году вернулся из заключения и его сын, З.Н. Сабуров.
Зотей Никитич вспоминал, что когда его арестовали, он постоянно требовал, чтобы ему объяснили, в чём он виновен. Помню, с какой болью он говорил о том, как их на переполненных паромах переправляли через Байкал, и на его глазах 8 из 10 паромов – вместе с людьми – ушли на дно озера. Вспоминал о тех людях, с которыми делил тяготы заключения: голод, холод, непомерный труд в глухой тайге на заготовках леса. «Эх, знали бы вы, какие великие люди были рядом со мной!» – с горечью говорил он.
Трудности заключения не прошли бесследно. Зотей Никитич умер в возрасте 55 лет от сердечного приступа, собираясь утром на работу.
В моей памяти Зотей Никитич остался ярким, добрым и светлым человеком. Он не был сентиментален, наоборот, годы в неволе отложили на облик этого красивого, свободолюбивого человека свой, суровый, отпечаток. При воспоминании о пережитом иногда сдавали нервы, и он становился жёстким, порой грубым, но «рук не распускал», и люди легко прощали ему эту слабость.
Особенно подкупало его трудолюбие – праздности он не терпел, даже в выходной день или после работы шёл к любому, кто нуждался в его помощи по хозяйственным делам: помогал за доброе слово и «шабашил». Он очень многое знал и умел, не боялся никакой работы.
Зотей Никитич совершенно не терпел ложь, несправедливость, особенно по отношению к слабым и беззащитным людям. Помню, с какой теплотой и участием он относился к своему племяннику Степану, сыну его брата Григория. Степан Григорьевич, талантливый художник-самоучка, вернулся с войны практически инвалидом, но имея большую семью, вынужден был трудиться на тяжелой работе – заготовлять лёд для маслозавода, делать бочки. Зотей Никитич поддерживал его и словом, и делом.
После освобождения из заключения судьба отмерила Сабурову чуть более 10 лет, а беды не оставили его и на свободе: умерла жена Полина, которая ждала его все эти годы, погиб сын Иван. И всё же он любил жизнь, всё то, чего был лишён в годы заключения. Всегда был аккуратен в одежде, чисто выбрит.
В нашем доме любили устраивать праздники, на которые приходили родственники, друзья, соседи. Помню, как отмечали Пасху и Троицу. К Рождеству устанавливали огромную, крутящуюся на подшипниках, ёлку. Зотей Никитич любил, когда в дом приходило много детей. Любил домашнюю работу: делать пельмени, жарить пироги, варить уху, ухаживать за огородом. И ещё он знал толк в хороших книгах, устраивал громкие читки Д. Дефо, Д. Свифта и других писателей.
Зотей Никитич умер зимой 1959 года, а весной 1960-го его вторая жена, моя мама, Наталья Ивановна, получила документы о его реабилитации…