Я, как человек творческий, насилия над своей сущностью особливо никогда не допускал. Разве только супротив старухи своей оборону сдержать не мог.
Как сейчас помню, на заре перестройки только возьмусь за перо, чтобы важность политического момента в «Маяке» отразить, а этот несознательный и отсталый элемент тут как тут:
- Ефимушка, тама очередь – конца не видно. Знать, чего-то дают, может кильку в томате. Дуй туда, а я опосля подойду. Да пошевеливайся, а то без деликатесу останемся!
А как откажешь, коль она мои талоны на водку приватизировала и фронтовые сто грамм выдаёт в зависимости от благорасположения?! Да и времена в ту пору сами знаете: люди под поезд кидались, чтоб в вагоне-ресторане котлету купить. А тут подумаешь, день-другой в очереди отстоять!
Ноне же не то: полки ломятся! Только с наступлением рыночного изобилия старуха меня от снабжения напрочь отстранила. И не потому, что соблазну много, а как не оправдавшего доверия. Поначалу просто ворчала:
- Ну и где ты в энтой льдине рыбу разглядел? Айсберг прикупил по случаю али окуня?!
- Кто тебе сказал что этот цыплёнок свежий?! Он пока пешком из Чайковского шёл не только состариться успел, посинел бедолага!
Никак я ей, деревенщине, вдолбить не мог, что не будет интеллигентный мужчина из-за гнилых помидор с улыбающейся продавщицей лаяться, аки пёс цепной. Ведь не просто так обсчитали-обвесили, а вежливо, согласно рыночным отношениям! Вот по ту сторону прилавка это моё нескандальное воспитание враз просекли, и ташшил я домой чо ни попадя. Так и лишился поста министра финансов и семейного кошелька в придачу. С одной стороны обидно, с другой – отбросами питаться перестали. Бабкину-то бдительность ничем не притупишь. Она, не гляди, что старая-слепая, а вмиг и срок годности перебитый-исправленный увидит, и цену на ценнике с кассовым чеком сравнит, сдачу «округлить» не позволит, а осетрину «второй» свежести и в вакуумной упаковке унюхает. Мгновенно вписалась в новую экономику!
Но и на старуху бывает проруха, верно народ подметил. Съела моя супружница чёй-то генно-модифицированное. И стала невыездная: таможня только от кровати до сортиру добро давала. Оттель и просит меня жалобно:
- Купи, Ефимушка, кефирчику для поддержки организму. Только сдачу хорошо считай, - и суёт мне тыщу.
А я прикинул, чего на сдачу прикуплю, духом воспрял и, несмотря на ранний час, в магазин побёг.
Там как раз пересменка: ночная смена с дневными продавцами встретились, словно лет сто не видались. Эт сколько же новостей-то у них накопилось за ночь, что меня, покупателя, и замечать не хочут, обслужить не торопятся!
Мне же шибко ждать не с руки, бабка помирает – кефиру просит. Я им об этом прямо, без интеллигентского уклона, но и без мату, сообщил. Ничё не скажу, мне тоже совершенно цензурно ответили, куда бы я с утра пошёл со своей купюрой.
- Мы кассу сдали, а ты тут с тыщей. Сдачи нет!!!
А ведь мне не только кефир нужно, ждать вовсе невмоготу. Плюнул в сердцах и понёсся в соседнюю лавку. Самообслужился там: и для старушки, и для себя напитки в корзину положил, только на кассе опять незадача:
- Не можем сдать, меняйте купюру.
Я аж взвился. Нашли олигарха-миллионера: рассчитать не могут! Делать-то что?
- А ещё чего-нибудь возьмите.
Гляжу – пачка рожков длинных - «спагетти» обзываются, стоит. К ней бутылка с соусом прикручена лентой. И так крупно – «Подарок». Плохо ли - соус на «халяву»? Вот мне и закусь! Тут кассирша милостиво и сдачу выдала, которую я на радостях пересчитать забыл.
А зря, однако. Потому как дома хворая супружница это в первую очередь сделала. Оказалось, что «закусь» в подарочной комплектации чуть не 300 рубликов мне встала. Раздельно спагетти и соус от силы бы на сотню потянули. И не пригодилась мне та закусь, потому как выпивку разгневанная старуха экспроприировала. Это повествование пишу в надежде, что на честно заработанный гонорар я другую бутылочку приобрету. Только, чур, выдавать его мелкими купюрами!!!
Ефим Чернушкин