Превозмогая боль, Танюша ткнула пальцем в кнопку звонка. На его дребезжанье в глазок двери роддома глянул чей-то глаз и, удивлённо моргнув, уставился на огромные белые банты в волосах, обрамляющие юное лицо.
Образ роженицы дополняли аккуратные гольфики, колом торчащее на огромном пузе платье и ... рябиновая гроздь в руке.
Однако, сомнений в цели визита девочки-женщины не оставалось.
Дверь распахнулась:
- Рожать пришла? Кто же тебя одну отпустил?! Где родители, муж, документы?!!!
Из выше перечисленного в наличии у будущей мамы было всё, но при себе имелись лишь документы. Муж – в армии, родители – на работе. А она, дурёха, почувствовав схватки, в роддом отправилась пёхом. По дороге так прихватило, что пришлось за забор ухватиться. Там, случайно, и рябину оборвала.
Орать в предродовой палате, как это от души делали взрослые роженицы, семнадцатилетняя девчонка боялась. Согнувшись, совала в рот утаённые от персонала рябининки и, от боли не чувствуя их горечи, вспоминала прошлогоднюю осень...
... Ах как празднично полыхала тогда гроздьями рябина! И если весной объятья и поцелуи, соединившие их с любимым Андреем были трепетно нежны и полны неизведанного, то, напитавшись летним жаром, в сентябре они горели рубиново-рябиновой страстью. Логически произошло то, что либо завершает любовный бред, либо навек соединяет людские судьбы.
Они сочетались законным браком, едва любимому исполнилось 18 лет. Проводив в армию мужа, Татьяна с нетерпением ждала появления первенца, уверенная, что непременно будет сын. И вот, тоже в сентябре, на свет появился Антошка. С каким упоеньем она нянчила свою живую куклу, убаюкивала сына колыбельной: - «Под алый звон рябин, молюсь тебе...»
Минуло четверть века и вновь заполыхали сентябрьские рябины. Такие же яркие, как и шары на свадебных машинах, которые наряжали у них под окном. Веселились друзья Антона, радовались близкие. А у матери на душе было тревожно. Чувствовала: не пара эта залётная студентка её открытому и доверчивому мальчику. Совсем разные они люди. Засиделась Алёна в девках, а сын принял её желание обзавестись мужем за искреннюю любовь. Хоть и готовились к свадьбе, но Татьяна с надеждой прислушивалась, когда Антошка с присущим ему юмором напевал: «Лучше я съем перед загсом свой паспорт...»
Зря не съел. Обломками того брака так шарахнуло их семью, что еле выстояли. Лишь любовь и поддержка мужа помогла тогда Татьяне бороться за сына, когда он, сломленный предательством и горем, вернулся в родной город.
Прошли годы. Казалось ей, что беда отступила. И каждую золотую осень, хоть один раз, но выбирались они в лес, полюбоваться на сказочную в эту пору природу, на свою любимую тонкоствольную рябинушку. Однажды выкопали деревце и посадили на могилу Таниных родителей. Теперь на рябиновый пир прилетают сюда по осени птицы, поминают стариков щебетаньем.
В прошлом году «бабьим летом» вместе с Антоном и внуками тоже поехали к озеру. Воспользовавшись последним приветом уходящего солнышка, жарили колбаски на костре, бродили по лесу, учили ребятишек стрелять из пневматической винтовки. Вот только в глазах сына, даже когда он улыбался, сквозила глубокая, как озерная синь, печаль. Это была его последняя осень...
В этом сентябре за празднично накрытым столом собрались самые близкие люди, помянуть Антона, которому исполнилось бы 37 лет. Весной Татьяна с Андреем посадят рядом с могилой сына дерево. Но не рябину, слишком горькими кажутся ей теперь эти кроваво-багровые ягоды.
Нина Поспехова