...1917 год. Село Емаш-Павлово Бирского Уезда Уфимской губернии. Пожар революции вплотную приблизился уже и к этим местам. Егор Васильевич Макаров, сын богатейшего помещика Василия Макарова, земли которого простирались чуть ли не до Екатеринбурга, уже перестал надеяться на чудо. Что толку внушать крестьянам, чтоб они его не выдали, когда близится такая заваруха. А как всё замечательно складывалось...
ело это дал в управление Егору и Михаилу отец. Сам он Емаш как-то особо не жаловал, а потому жил в Сарапуле, изредка наведываясь к сыновьям со строгой отцовской проверкой. Надо сказать, здешние места достались братьям Макаровым не в лучшем состоянии: луга были закочкованы, поля запущены, крестьянские подворья неприглядны. Но хозяйственная хватка Егора, явно доставшаяся ему от родителя, образованность и природный ум, помогли сделать эти земли намного богаче. Михаил, будучи инвалидом, в управлении участия почти не принимал.
Вон стоит на пригорке, словно великий богатырь, барский дом – украшение села. С окрестных деревень едут полюбоваться на него крестьяне. Да что там крестьяне, купцы да помещики. Не на 10-15 лет обустраивали Макаровы свою усадьбу. По всем правилам строительной науки ставлены строения: лес валили в самые трескучие морозы, когда деревья «звенели». На кошму, на войлок ложили брёвна, дабы сто лет простояли, ещё правнукам чтоб достались.
Резные оконные рамы в рисунок сочетаются с толстым мозаичным стеклом в окнах. Балкон с необычно затейливой резьбой издалека притягивает взор. Огромная гостиная и спальные залы представляют отдельные строения, соединённые между собой застеклённой тёплой верандой. Внутри – много зелени и цветов благодаря заботе женщин Натальи и Варвары. Всюду шкуры звериные, трофейные рога (благо, сам заядлый охотник), резная мебель дорогого дерева. Залу освещает огромная люстра, каждый раз восхищая гостей своим великолепием.
Вокруг дома разбили тополиный парк, сад и ягодник. А ближе к дороге сложили две беседки с плющом да скамейками, соединённые между собой каменистой дорожкой. Молодёжь, собиравшаяся здесь вечерами, прозвала их «гулянка».
с угора хорошо видно, как внизу сверкает прозрачной гладью детище Егора Васильевича – пруд. Не забыть, как перекрыв Емашку, рабочие под его руководством соорудили плотину. Целыми днями трудяги-лошадки везли сюда глину и строевой лес. Глину давили руками, утрамбовывали кольями. Срубили «свинки», а посредине – ставни. Тут же построили мельницу и сушилку, привлекая дешёвую энергию падающей воды, причём на мельнице можно было не только муку смолоть, но и на крупу зерно ободрать.
Чуть подальше, на пригорке, Макаров поставил двухярусные зерновые склады. Луга вон, на зависть соседям, какой травищей колышут! А сколько возни с ними было, пока от кочек да кустарника избавились! Опять же мужики с лошадками крепко поработали, сваживая всю эту «неудобицу» в кучи, сжигали, а золу – на кожевенный завод. Народ в селе и впрямь работящий. Правда нерадивые тоже есть, да барин таких поважать не любил. Вот за работу платил щедро, никогда крестьянина не обидит, с устатку и винца красного, бывает, поднесёт. Вообще-то, у Егора существовал свой, особый, порядок приёма на работу. Мужиков, являвшихся утром ко двору, приглашали в кухню за стол – завтракать (дескать, подкрепитесь перед работой). А хозяин, находившийся тут же, смотрел, как работники ухлёстывают щи. Он знал наверняка: кто ложкой хорошо орудует, тот и в поле будет работник хороший (во-первых, быстро не устанет, во-вторых, явно не с похмелья, в-третьих, и телом и душой здоров). Того же, кто ел плохо, барин отправлял домой, но так, чтоб не обидеть («Ты, Иван Тимофеевич, иди, у тебя дома работы много»).
озяйство братьев Макаровых было немалое, работы хватало всем: скотные и конные дворы, поля, луга, пастбища, мельница, пилорама и, наконец, лес, что простирался на многие километры в сторону Башкирии. На огромные вёрсты дальше волости расходились труды емашинских мужиков: по р. Танып, далее Белой, Каме, Волге, всё до Астрахани шли барки, срубленные из башкирского леса. Сплавлялись брёвна – дровяная и деловая древесина, шёл лён в виде пакли, тресты, шерсть, шкуры...
Вздыхает Егор, окидывая взглядом широко в разные стороны раскинувшееся село. Места теперь эти и не узнать: домики крестьянские ровные, светлые. По болотистым местам везде лёжки постелены: брёвнышко к брёвнышку, не то что пройти – на лошади по мостовой проехать можно. Все четыре улицы воротами заканчиваются, на которых так любят сидеть деревенские ребятишки, открывая и закрывая их перед башкирскими обозами, авось калачик бросят, монетку или мелочь какую. А им и в радость.
За селом поскотину огородили для выпаса крестьянского и барского скота (нечего скотине по улицам шляться): так и хозяйские поля, и крестьянские наделы лучше сохранятся. А урожай-то который год глаз радует, особенно овсы! Нет, нигде, пожалуй, не удаются так овсы, как на емашинских полях. И слава Богу! Ведь они занимают почётное место в полевом севообороте: лошадей-то кормить надо.
Кони для Егора – отдельная история. Он буквально помешан на их разведении: каких только пород и мастей нет в его хозяйстве, от резвых рысаков до рабочих приземистых лошадок. Правда, прижимистый старик Макаров считал это увлечение роскошью, пустой забавой и не раз продавал лучших сыновьих коней в Башкирию. Но и тут Егор «обошёл» родителя: как узнает, что отец едет в Емаш с проверкой, спрячет лучших своих скакунов в Косой степи, что в стороне Татышлов. Отец сразу по приезде в конюшни заглянет: стоят там лишь неприглядные рабочие лошадки. Егор объясняет, мол, только этих теперь и держим, для работы вполне хватает. Погостит старый, уедет в себе в Сарапул, и вернутся кони в свои стойла.
Тренировались рысаки на «ипподроме», что был построен недалеко от барских конюшен. Здесь же в праздники проводились соревнования, скачки. В отличие от отца, братья жили ярко, размашисто. На выезд у них были три тройки: белая, чёрная и каурая. Имелись и одиночные кони – красавцы. Чего стоили два любимца хозяина – белая кобыла Метель и выездной рысак в «яблоко» Буланко! Сколько соревнований, устраиваемых Макаровым по большим праздникам на ипподроме, выигрывали они. В такие дни, особенно на Вознесение и Покров, съезжались к манежу крестьяне на своих лучших скакунах, не только с Емаша, но и с окрестных мест. Поощряя силу и выносливость лошадей, барин победителей одаривал щедро, превращая скачки в достойное продолжение народного гуляния.
раздники емашинцы, действительно, отмечать умели, многим на зависть (крестьяне здесь были в основном зажиточные), их так и называли: «емашинские богачи». С утречка нарядно одетые шли они семьями в церковь, что красовалась на берегу пруда: отстоять молебен, на образа помолиться, песнопения послушать. А после, ближе к обеду, загуляет, запоёт на разные лады сам праздник. В такой день отправится в весёлое плаванье любимое вёсельное судно Макаровых – «Гайса», команда которого состояла из восьми юношей, одетых в праздничные матроски. А что, пусть привыкают к воде. Вон Аркаша Сибиряков тоже когда-то ребятню по пруду катал, а теперь барки по Уральским рекам сплавляет. Ближе к вечеру барышень с ребятишками на «Гайсе» сменят хозяйские гости, и с хорошим вином да праздничным угощением поплывёт весельный кораблик к гостевому домику, что на другой стороне пруда. Матросам хозяин тоже поставит угощенье, правда вино строго ограничено: «вы, хлопцы, на работе». А по прибытии назад, к причалу близ плотины, плаванье заканчивалось обычно ещё одним «соревнованием». Егор брал припасённую для этого случая бутылку с самым дорогим вином и бросал её в пруд. Кто из присутствующих вперёд всех доплывал до неё, не только награждался ею, но и был у хозяина на особом почёте.
А в это время в селе продолжался праздник: на площади молодежь водила хороводы, пела песни, затевала игры. На улицах крестьяне угощали друг друга домашним пивом, рецепт которого у каждой хозяйки был свой, и держался в секрете.
Вспомнились Егору Васильевичу и праздничный выезд емашинцев на большие базары в Тауш и Николаевское. Шли подводы с зерном, куделей, льняным да конопляным семенем, деревянной да глиняной утварью, покупаемые нарядно одетыми мужчинами. Сам он тоже любил запрячь лучшую свою тройку и со всем семейством махнуть на широкий рынок за товаром. Целые обозы привозил в удачный день и складывал до весны, до начала сплава...
 Да, уходить из села Макарову было жалко, бросать всё, ставшее таким близким. Не хотелось увозить из этих мест и семью, за которую он был в ответе. Вон, жена Варвара со снохой Натальей, деревенские учительницы, скольких ребятишек здесь грамоте выучили, сколько крестьян с их помощью считать-писать научились. Не зря же деревня «барской» зовётся. Уровень жизни, чай, некоторых повыше будет...
акаровы покинули усадьбу осенней ночью, 1917 года, никто и не видел когда, ничего не забрав с собой, кроме семейного золота. Из дома крестьяне вскоре всё растащили: люстра и резной стол, ещё долгие годы жили в деревне. Строения братьев (многочисленные амбары, конюшни, два дома, школа и т.д.) почти все были разобраны и по большей части вывезены. Всё ещё стоят дома, сложенные из этих брёвен в Башкирии и здесь, в Емаше.
Почти до 80-х годов потомки макаровских рысаков служили колхозным управленцам. Пруд и сейчас отражает небо в своей воде, правда не столь прозрачной. Ведь нет сейчас в Емаше строгого барина, который в нём даже бельё не разрешал полоскать.
Заливные луга изрядно поредели и требуют коренного улучшения. Лес, до сих пор зовущийся «макаровским», тоже изменился: сильно отдалившись от деревни, он завален валежником и сучьями, которые не «съедаются», как раньше длинными студеными зимами. Окинув взглядом обедневшие засоренные поля, пыльную кривую деревенскую улицу, так и хочется крикнуть: «Эй, где вы, русские Макаровы?». Неужели перевелись на Руси крепкие хозяйственные мужики, с материнским молоком впитавшие любовь к земле и к народу, так близко живущему к ней?
Деревня моя!
Моя малая родина!
На карте России тебя
  не найти.
А сколько тобою дорог
  уже пройдено
А сколько ещё тебе
  нужно пройти...
Татьяна Власова,
с. Трушники